Загадка Симфосия. День первый (Гл. 1,2,3).

 

Рябых Валерий

Загадка Симфосия

 

 

 

 

 

День первый (Гл.1,2,3)

 

 

Глава I.

 

      О  прибытии  в  обитель,  где  убит   монах,  и  где  сплетничают  о  сильных  мира  сего.

 

      Несмотря на день, монастырские дубовые врата крепко заперты. Мышь полевая не шмыгнет, куда уж там пробраться лихому человеку. Оруженосец Варлам, что было мочи, застучал входным кольцом, клацнула защелка, и в смотровое оконце выглянула угрюмая образина. Страж поначалу опешил, увидев пышную кавалькаду, войдя в разум, грубо вопросил: «Чьи будете? Пошто приперлись?». Вняв ответу, он захлопнул створку, однако не поспешил растворять воротины, верно пошел доносить начальству. Вспыльчивый меченоша взялся колотить булавой по железной обрешетке, призывая на голову незадачливой охране всяческие напасти. Но вот отодвинулись запоры, и в распахнутом зеве ворот открылось монастырское чрево. 

     Приструнив неловкого стражника, нас с поклоном встретил расторопный отец-вратарь. Проявив завидную сметливость, он вскоре привел седого сухопарого инока в чине иеромонашеском. Старец представился отцом Поликарпом - здешним келарем. Благосклонно выслушав Андрея Ростиславича, управитель взялся сопроводить боярина к игумену в палаты, остальных же поручил невесть откуда набежавшим служкам.

     Краснощекий монастырский отрок, лет семнадцати, взял под уздцы моего Гнедка и, ласково воркуя тому на ухо, повел вослед другим, к стойлам. Я не преминул познакомиться с провожатым, малого звали Акимом. Он послушествовал уже год, но лишь месяц назад принял рясофору(1), в обители с этим не спешили. Происхождением Акимий из теребовльских боляр, чего занесло к западу, сказывать не стал. Ради поддержания разговора, я поинтересовался:

      - Из того ли ты града - удела Василька(2) князя, ослепленного братьями своими?

     Тут отрок приосанился и чинно пояснил, сочтя меня малосведующим:

     - Учинил лютую казнь зять Васильков - Давыд из Ольгова племени. Задумал окаянный удел тестев захапать. Попустил изуверству Святослав Киевский… Брат же родной Василька – Володарь вовсе не причастен и тоже потерпел от извергов. - Складно вещал Аким (мне осталось лишь поддакивать). - Дело то гнусное не Теребовль(3) ославило, а безбожных князей, что вырезали глаза сроднику. Василько же Володаревич - несчастный страдалец, стал во истину святым в православном мире, - дельно заключил начитанный послушник.  

     Спросив всуе, я оказался задет за живое. История та доподлинно известна всякому русскому человеку, и нет предела недовольства безбожными князьями, осрамившими род Рюриков. Аким поначалу распалился, но быстро сник, стал уклоняться от гневных обличений. Должно, в здешнем месте строго чтится устав, не в пример киновиям(4) где черноризцы, прельщаясь собственным суесловием, страждут позубоскалить по всякому пустяку.

      Вопреки негласному монастырскому правилу, требующему тишины в утренние часы, двор обители был непривычно оживлен. Суетливо сновали холопы и послушники, последние норовили прибиться к кучкам столпившихся монахов, но те их немилосердно гнали. Сами же иноки что-то оживленно обсуждали, то и дело, указывая перстами то на странноприимный дом, то на размещенные по левую руку настоятельские палаты. Мне стало любопытно, о чем они так оживленно судачат, однако пришлому чужаку следует быть скромней.

      Миновали белесую, каменной, перемежаемой плинфами(5), кладки церковку, в ее тусклых слюдяных оконцах мерцали всполохи горящих свечей. До меня еле донесся заунывный голос чтеца. Вроде, как и не по часам служат? Между тем, у северного портала другая группа чернецов озабоченно внимала истощенному пастырю и, покорствуя его указаниям,  по одному, по двое разбредались по обители.

      В глубине монастырского подворья, у вросших в землю подсобных строений, тесно сгрудились разномастные телеги и возки. Меж них кружила многочисленная челядь, покрой ее одежд выдавал прислужников властной особы. Навстречу нам степенно прошли вооруженные гридни. Свежий порыв ветра донес до меня обрывки их разговора, речь шла о размещении дозора на подступах к монастырю. Стало быть, кроме нас в святом месте разместился еще некто весьма знатный, коль явился с дружиной и холопами?

     - Что за гости в обители? - спросил я у проводника.

     - Из Галича, сам Владимир Ярославич(6) припожаловал!

     Скинув камилавку, малый спохватился и поклонился дружинникам. Не удосужась даже намека на ответное приветствие, обиделся на гордецов. И уже совсем по-дружески заговорил со мной:

     - Прибыл с дружиной и попами, одних бояр целый выводок привел, а уж челядинцев и смердов не счесть!

     - Так уж, прямо сам князь сподобил, - усомнился я, - а не лукавишь ли отрок? А чего ты сразу-то не предупредил меня? Ты так, паря, не шути!

     - Крест святой, совсем не лгу! Самолично, собственной персоной властелин Галицкий, законный сын Ярослава Осмомысла, с дружиною в обитель вселился.

     Я отбросил неуместные сомнения:

     - Наслышан ужо я про вашего князя, отхватил таки стол отцовский! Ловок бестия, из полону угорского бежал.… Сказывают, император много ему поспособствовал. Вот Никола Лях (7) и отвоевал у королевича Андрея(8) Галич. Ну, так бог в помощь Владимиру, пусть покажет себя, проявит хватку отцовскую! - Войдя в кураж, я скорчил заговорщицкую личину, недостойную моего сана. - А попадья-то, полюбовница его с ним приехала, али как, ведаешь? Гляжу, в храме огни горят, может, Володимир обвенчаться надумал? – И глумясь, я сально подначил малого. - Господь даст, еще погуляем на свадебке!?

     - Грешно балагурить, отче, - провожатый мой истово перекрестился, - в церкви треба по рабу божью Захарии. Жил вот, и нет человека. А ведь еще овчерась догнал и подзатыльник мне отвесил. Да я не сержусь на него, - и паренек обиженно шмыгнул носом.

     - Что так, – изумился я, - поди, не в годах усоп?

     - В том-то и дело! Да и не своей смертью опочил, лиходей укокошил.

     - Вона как? А кто таков покойник?

     - Да отец библиотекарь. Нашли в келье с проломанной башкой. Я ходил смотреть. Крови особо и нет, но удар расчетливый, под самый мозжечок. Начальство с рук сбилось, второй день убивца ищут, да что-то не клеится у них.

     - Неспокойно у вас, как я погляжу? Не дело, в обители смертоубийству приключиться, - помедлив, добавил, - а, сколько лет-то убиенному?

     - Да не старик еще, сорока нет. Его совсем недавно, поди месяца три-четыре, поставили начальствовать в скрипторий. Он раньше в помощниках библиотекаря ходил. А когда Ефрема библиотекаря,  вместе с прежним игуменом Мефодием мадьяры загубили, царство старцам небесное, - инок положил широкий крест, – тут Захарию и рукоположили. Однако господь не привел развернуться.

     - Какие ты, однако, Акимий, страсти рассказываешь! Не знал, что такая жуть у вас творится. А почто венгры то злодейство учинили? - я заинтересовался уже по-настоящему.

     - Ну, как? Ведь в Галиче до недавней поры Андрей угорский сидел. Ты что, в самом деле, ничего не ведаешь? У нас тут, отче, такие дела деялись, не приведи господь. Как старый князь Ярослав богу душу отдал, так и пошло-поехало! - Малый разговорился. - Да ты погодь малость, сейчас коней поставим, я тебя просвещу...

     Мы вошли в стойла. Пока искали в коновязи местечко, пока снимали упряжь, пока засыпали овса лошадкам, к слову, ядреный овсец в обители, – прошло с полчаса. Наконец, Аким потянул меня за рукав, дескать, пошли, провожу до приюта. Я с нетерпением понудил парня продолжить прерванный рассказ. И вот, что узнал:

     - Осмомысл(9), ощутив неотвратимость смерти, дня за три до кончины призвал бояр и весь люд галицкий. Велел целовать крест Олегу Настасьичу(10), чтобы венчать выблядка на княжение. Саму же матерь его, волочайку Анастасию(11), народ сжег еще четверть века назад, сочтя ведьмой. Да ты, слышал про ту историю? Спутался князь с чернявой посадской женкой, поговаривали, ему жиды её подложили. Одним словом, околдовала она князя и произвела на свет того Олега.

     Княгиню законную Ольгу(12), дщерь Юрия Суздальского(13), вместе с сыном княжичем Владимиром согнал со двора. Пришлось им горемычным скитаться по закордонью, искать приюта. Но народ православный чтит правду-матку. Порешили всем миром: ведьму Настаску в костер, Ярославу же взяться за ум! Княгиню с законным наследником народ вернул. Ярослав поначалу попал в полную ее волю. Да горбатого только могила исправит! Когда страсти поутихли, он мало-помалу опять-таки власть заграбастал. С женой боле не жил, она бедная с горя приняла иноческий сан и вернулась в Суздаль. Сына Владимира люто возненавидел, пришлось княжичу ох как несладко. Спасибо Игорю Северскому, что пригрел изгоя, Игорь-то, вышел за его сестрицу Ефросинью Ярославну. Он не раз замирял тестя с шурином, да худым выходил тот мир. За год до смерти старый князь определил Владимиру удел, к слову сказать, совсем никудышный. Да не пускал туда жить, держал при себе, все норовил уличить в измене сына родного. А бастарда Настасьича готовил себе в восприемники.

      Как пришло Осмомыслу помирать, князь Владимир - истинный наследник, бояре, владыка с духовенством обещались исполнить волю старого. Но только Ярослав отошел, Олега позорного тотчас согнали и Владимира поставили. Да вот незадача? И новый-то пришелся боярам не ко двору, якобы к разгулу и винопитию склонность имел. Согнали злыдни Ярославича, призвали Романа Волынского(14). Тот, вот он, тут как тут! Однако не долго ему пришлось править. Привел князь Владимир венгров, дабы пособили вернуть родную отчину, - и новая беда! Бела-король оборотнем оказался, князя в темницу бросил, а на стол галицкий сына Андрея поставил. Вот тогда-то и взялись угры проклятые свирепствовать! Спохватились бояре и лучшие посадские люди, да поздно. В том им наука: не гони природного господина, не спольщайся на пришлого правителя!

     Разумеется, и духовному званию не сладко пришлось. Медом не корми латынцев,  дай только унизить иереев греческой веры. Не миновала сия напасть и нашу обитель, увезли отцов-начальников в узилище галицкое. Сказывали, окаянные супостаты их немилосердно пытали. За что, про что не ведаю? А опосля забили старцев до смерти.

     Меж тем, князь Владимир по веревке бежал из башни королевской и заявился к императору Фридриху Германскому(15). Пал на колени, мол, спасай от поругания отец Христова воинства. Люб был Владимир Ярославич римскому кесарю, как-никак племянник по матушке Всеволоду Суздальскому. Впрочем, тяжба с Белой венгерским была не с руки для Фридриха. К тому времени Барбаросса возложил на себя Крест, собирал христианские народы за Землю Святую постоять. Но дал грамотку к Казимиру ляшскому(16), велел порадеть справедливости. 

     И, воссияла правда! Занял Владимир Ярославич стол отчиный. Потом с дядей Всеволодом списался, прося защиты от недругов. Великий князь и первенствующий по Рюрикову племени приказал князьям земли русской, опричь того и иным государям, не обижать племянника. Как постановил, так и есть сейчас! - закончил  радостно свою речь послушник.

     Отчасти, я был осведомлен о раздорах в доме Осмомысла, но выслушал Акима до конца, не перебивая. Не скрою, мне любопытно узнать - каково мнение здешнего люда о страстях их князей? Подтверждаю: услышанное совпадало с оценками, бытующими на европейских весях. В благодарность бескорыстному рассказчику я восславил божью справедливость, завсегда творимую ко благу людскому. Однако страждал больше узнать о сегодняшних событиях в обители. Прости господи, завлекла меня тайна нераскрытого убийства монастырского библиотекаря. Аким на сколько мог, постарался исчерпать мой интерес.

     Он поведал, что новый настоятель поставлен в киновию чуть ли не самим митрополитом Киевским (17). Новоиспеченный иерарх Кирилл видом важен и нелюдим, как и подобает, быть человеку сановному и вельми грамотному. Начальник он щепетильный и взыскательный, праздность иноков преследует, суровые епитимьи на ослушников налагает, себя держит в особой строгости, мясного совсем в рот не берет, впрочем, так и заказано православному игумену. Хотя монахи из вредности злорадствуют, что авва Кирилл лаской и покровительством епископа галицкого Мануила не пользуется. Сам же владыка чрезмерно заглядывается на Царьград, на вселенского предстоятеля. 

     И еще любопытно? И епископ, и игумен – оба законного Владимира не жалуют, покорствуют только, страшась преступить наказ Великого князя. Понятно, они люди пришлые: Мануил, тот грек понтийский, Кирилл же родом из Чернигова, ранее подвизался в Выдубицком монастыре, оттого и боготворит Киевского Святослава Всеволодича (18). Злые языки сочиняют, мол, соглядатаем от него поставлен на Галич. Оттого или как, но нового настоятеля братия в душе не чтит. Лишь малая часть чернецов ходит к нему на исповедь, большинство отдает предпочтение старым духовникам Евлогию и Парфению - старцам праведным и чистых помыслами. Монастырские прочили в игумены Парфения, самого уважаемого иеромонаха в обители, да не получилось, князья церкви рассудили иначе.

     Так-то, на первую поглядку (со слов мальца), в обители тихо и благостно. Правда, он слышал, умные головы кажут о затишье перед грозой. Сколь оно продолжительно, никто не ведает?

      - Признаки грядущей бури налицо! Хотя бы, взять вчерашнее убийство библиотекаря. Захарию определил начальствовать в скрипторий игумен Кирилл. Да своим ли путем он поставлен-то? Иноки всякое болтают, – парень заговорил загадками, – возомнил себя библиотекарь выше некуда. Почету требовал, аки второй игумен. Ан не вышло! Господь ли отвел? Страшно и помыслить, чья воля его уничтожила, всякое судачат, а иноки люди бывалые. Ясно одно, Захария сгинул неспроста…

     Тут малый замялся, видно смекнул, что сболтнул лишнего, начал уверять, мол, не послушнического ума сии передряги. Юношеское дело: блюсти устав монашеский, приуготовляя себя к пострижению. Я понял: большего мне от монашка не добиться, и на том спасибо. Расстались мы с послушником Акимом по-приятельски.

 

Примечания:

 

1.    Рясофоры – пострижение в рясофоры еще не делает монахом, обеты не даны,

       послушник имеет право покинуть монастырь.

2,    Василько – Василько Володаревич (+1124), кн. Теребовльский, ослеплен в 1097 г.

3.   Теребовль –  город Теребволь в Закарпатье.

4.    Киновия – общежительный монастырь.

5.    Плинфа – широкий и плоский обожженный кирпич, применявшийся в стоительст-

        ве X-XIII веков в Византии и на Руси.

6.    Владимир Ярославич – Владимир Ярославич (1151-1198), кн. Галицкий (1187-

       1198).

7.    Никола Лях  - Николай Краковский, полководец польского короля Казимира. 

8.    Королевич Андрей – сын короля Венгрии Белы III.

9.    Осмомысл – Ярослав Владимиркович Осмомысл (1135-1187), кн. Галицкий.

10.  Олег Настасьич – Олег Владимирович (1161-1188) незаконнорожденный сын

        князя Ярослава Осмомысла.

11.   Анастасия – Настасья (+1175) незаконная жена князя Ярослава, сожжена боя-

       рами, как колдунья.

12.   Ольга – Ольга Юрьевна (+ 1189), жена кн. Ярослава Галицкого.

13.   Юрий Суздальский – Юрий Владимирович Долгорукий (ок.1090-1157), кн. Рос-

        товский, Суздальский, вел. кн. Киевский.

14.  Роман Волынский – Роман Мстиславович (+ 1205), кн. Волынский и Галицкий.

15.  Фридрих Германский – Фридрих I Гогенштауфен (Фридрих Барбаросса)

       (ок.1123-1190), император (с 1152) Священной римской империи.

 16.   Казимир Ляшский – Казимир II Справедливый (+1194), польский король.

 17.   Киевский митрополит – Никифор II, митрополит (1183-1198).

 18.   Святослав Всеволодич  – Святослав Всеволодович Черниговский (+1194), кн. Владимиро-Волынский,                    Новгород-Северский, Черниговский, вел. кн. Киевский

                     

 

 

Глава II.

 

     Где иноки  волнуются у церкви, а  мудрый  старец  расставляет  все  по  своим  местам.

 

     Мне не терпелось поделиться услышанным с Андреем Ростиславичем. Более того, я знал обостренный интерес боярина к распутыванию такого рода загадок, сказывалась пытливость недюжинной натуры, да и немалый опыт княжьего мечника, нажитый на ниве следопыта. Его внутренней потребностью было достижение предельной ясности в любой задаче, он не терпел недомолвок и особливо двоякости. Преднамеренное убийство, без сомнения, пробудит в нем былую страсть к розыску.

     Я понимал: в обители полным ходом идет расследование. Интересно, как далеко оно продвинулось, какие выдвинуты версии, кто впал в подозрение? Может статься, кого-то уже уличили? Определенно, найдутся и такие, кто намеренно путает нити сыска, направляет по ложному следу? Впрочем, одно, несомненно - замять содеянное нельзя. Уж, коль простой послушник источается домыслами, то можно представить, какая мешанина царит в головах маститых иноков. Ко всему прочему, дело осложнилось присутствием княжьей персоны, наплывом служилого люда. Князь, бесспорно, примется вязать своею рукой, внося еще больше хаоса и неразберихи.

     Даже в моей душе разгорелся суетный зуд. Любое, пусть даже самое незначительное происшествие в монастырских стенах бередит умы братии. Оторванные от внешнего мира, лишенные подпитки токов людского коловращения, мы, помещенные в микрокосм обители, за диковинную отраду воспринимаем любое маломальское проявление подлинных людских страстей, пусть даже и грешных, но от того еще более соблазнительных и увлекательных. Инока медом не корми, лишь дай посплетничать, да посудачить о мирском, о житейском, о простых вещах, но в силу его пострига уже недоступных для участия в них. Монах, что женщина, если та заперта в тереме, то чернец в обители. И если говорят, что женщина вместилище явных и скрытых пороков, порожденных путами семейного затворничества, то, как порочны мы, пытающиеся своим отшельничеством пресечь соблазны плоти и лукавого ума?

     А сколь радостно молодому, здоровому телом мужчине вырваться за стены обители? Я сам вкусил прелесть оказаться свободным как птица, вольным как ветер, быть обязанным лишь самому себе. Меня осудят: высшая свобода внутри нас, раскрепости свой дух, не позволяй земному подчинить тебя, и тогда ты обретешь высший смысл бытия. Согрешу, но сравню сей удел с уделом булыжника придорожного. Но камень, он и есть камень! Я же человек и живу среди людей. И не к лицу мне становиться обрубком безжизненным и слепым, искать просветления только в умственном напряжении. Ибо даже сами слова, которыми мы говорим, греховное семя есть, так как от жизни рождены. Тогда, истинные праведники слепоглухонемые, ничего не ведающие? Мир от них закрыт, но это сущая бессмыслица.

     С такими своевольными мыслями приблизился я к паперти монастырской церкви. Как и давеча, округ толпились монахи, правда, заметно прибавив числом. Братия была явно взволнована, до меня донеслись обрывки фраз возмущения и недовольства. Я поинтересовался, что происходит? Малюсенький чернец с приплюснутым носиком, тонким, писклявым голоском пояснил:

     - Заявились княжие люди, будь они неладны, угрозой выгнали всех из храма. Не дают братии по-человечески проститься с покойником. Заперли притвор на засов, никого не пускают, велят идти восвояси. Прямой произвол учинили в стенах обители! Стоило объявиться князю, так можно и устав отринуть? Где это видано: неволить иночество? Ну и порядки пошли, совсем от бога отпали, думают им все дозволено?

     В разговор ввязался чистенький, ухоженный инок:

     - Сказывают - осмотр чинят убиенному.… Там один видный боярин распоряжается, по обличью чужак, не галицкий. Наши-то господа у венгров моду одеваться взяли. А этот, по виду чисто немец или франк, да и речёт не по-нашенски. Я так думаю, что он суздальский.

     Подступили другие монахи, загалдели все разом:

     - От этих суздальских проходу нет, взяли волю везде хозяйничать! Почто им такое право дано?

     - Они, думают, коль Всеволод(1) первейший князь, так им  все с рук сойдет?

     - Это еще посмотреть, кто боле велик Суздаль, али Киев? Суздаль, он далеко, а святая София близко!

     - У Всеволода, братцы, сила! Кто силен, тот и прав!

     - Киев - матерь городов русских, там митрополичий двор, там святой престол Владимиров!

     - Это раньше, братья-иноки, из Киева судили-рядили, тепереча удача суздальцам вышла.

     - Дураки вы, простофили, кабы не Всеволод Юрьевич не сидеть бы нашему Володьке в Галиче, не быть миру в нашей сторонке.

     - Оно то, конечно, так, – согласилось большинство.

     - Братия, о чем спор-то? – вмешался  почтенного вида старец в овчинной шубейке поверх рясы, осанкой и видом схожий с библейским патриархом. – Главное ведь, не под уграми ходим! Хвала Суздалю, что Русь сплачивает, от обидчиков заступает! Кабы не северные князья, не быть Галицкому княжеству. Всяк на Галич зубы точит: и лях, и венгр, и Киев, и Овруч. Суздаль-то, он Русь в руце держит, иначе передрались бы все насмерть давно. А что Киев? Андрей-то Боголюбый неспроста пожог город, - не своевольничай  супротив старшого. А то, что выгнали вас на паперть, - правильно сделали, чай розыск идет. И заметьте, - инок воздел длинный перст в небо, - по-серьезному сыск пошел, сразу видно дока взялся, не чета нашим тиунам судейским, - заключил старик рассудительно.

     Серьезные доводы старца вразумили разгоряченных чернецов. Со всех сторон раздались одобрительные возгласы: «Парфений правду глаголет! Чего мы, братия, воду мутим? Чего негодуем, в самом-то деле?»

    Черноризцы сникли, для приличия еще чуток посудачили, осаживая гонор самых упертых буянов, и как-то все разом умолкли. Понурясь, помаленьку стали расходиться.

     Миротворец по имени Парфений обратил на меня внимание, подступив с нескрываемым интересом, молвил ласково, по-домашнему:

     - А ты, отче, откуда взялся? Чего-то не припомню я тебя? В диковинку видать наши говоруны? Да ты не бойся, они так болтают, что в ум взбредет. Иноки безвредные, поорут, пошумят, да и опять в разум войдут, – и повторил, любопытствуя. - Откуда идешь, куда путь держишь иноче?

     Мне ничего не оставалось, как откровенно поведать о себе. Повторяться не стану, а постараюсь подробней описать благообразного старца, ибо многое будет связано с ним в моем повествовании.

     Годами он далеко перешел за шестой десяток, хотя плотью и не телесен, но его жилистые и крупные руки, говорят об особой природной силе. Подобно кряжистому, замшелому дубу старик несгибаем. Но плотская стать не шла в сравнение с исходящей от него аурой духовного величия. Высокий лоб мыслителя, проницательные глаза, седая львиная грива, да и весь просветленный лик монаха, источали живительные токи святительского тепла и умиротворения. Я сразу осознал: передо мной личность высокой подвижнической жизни, человек огромного духовного авторитета. Парфений – пастырь, но он и вождь!

     Итак, наш разговор продолжился:

     - А я сразу смекнул, что ты при суздальских состоишь, - тепло улыбнулся старец, и, отведя меня в сторонку, продолжил, как с давно знакомым. - Нет на матушке Руси более благодати. Порушена основа миропорядка, заложенного двести лет назад царем Владимиром. Порвались узы перехода высшей власти от отца к сыну. Распалась Русь на враждебные уделы. Князья ненасытны, норовят любой ценой отщипнуть клок земли от родича-соседа. Идут на всяческие изжоги, лишь бы столы свои приумножить.

      Народ в край распустился, впал в пьянство и суеверия, обленился как никогда. Духовенство тому блуду потворствует, да и обмирщилось оно совсем. Никто не хочет радеть об отчей земле. Каждый норовит быть сам по себе, спешит скорей набить мошну. Оскоромиться не боятся, надеются, что злато все отмоет. Глупцы и невежды, самонадеянные скопцы, - вот кто они! Усекая собственную душу, отсекают царство божье от себя. Но уж, коль не верят в Страшный суд, пусть пораскинут глупыми мозгами о будущей участи своей и сродников своих.

      Или нет у нас врагов внешних? Алчные и хищные, - со всех сторон точат они зубы на Русь святую. А недоумки наши им в том пособничают. Призывают нехристей судьями на тяжбы свои. Корысти и злобы ради наводят басурманские орды на люд православный. Али мы без царя в голове, али мы отщепенцы и безбожники? Отчину рушим, кромсаем ее со всех сторон - грех тяжкий, да и только, прямо беда!

      Одна надежда осталась у нас, истинных печальников за Русь, токмо на Всеволода Юрьевича! Почто он медлит? Подобно старшему брату Андрею, призвал бы князей-стяжателей к порядку, поставил бы Киев и Овруч на колени. Хватит Руси междоусобий! Хватит попусту лить русскую кровушку!? Пора за разум браться! В единстве наша сила и правда!

      Не впервой мне приходилось слышать схожие речи. И Андрей Ростиславич,  да и дружина боярская того же мнения. Да не только лишь суздальцы, по всей Руси Великой честные люди понимают: заказано жить в раскорячку, негоже грабить единоверцев, нельзя потакать распрям.

      Я почтительно выслушал старца Парфения, поддакивал ему искренне, и без всякой на то корысти вошел в доверие к нему. Затем разговор наш сошел с высоких материй, пора было опуститься на грешную землю:

     - Помилуй, отче, а что у вас-то, в обители случилось? Слышал, смертоубийство злое произошло?

     - И не говори сынок, за согрешения свои кару несем. Убили вчера в полдень, лишили жизни Захарию библиотекаря. Он ведь совсем недавно за старшего в скриптории, - ощутив  мой не походящий интерес, инок подробно пояснил:

     - Вижу в тебе книжного человека, лицо ты не мелкое, посему и разговор наш будет серьезным. Начну сначала. Настоятель наш - Кирилла, в бытность свою у митрополичьего стола ведал упорядочением законов церковных. Ты, верно, знаешь, подобная работа издревле ведется по русским кафедрам, а уж у киевского владыки особо целенаправленно.

       Коли ты хоть чуть разумеешь в судебном деле, то представляешь, что есть право церковное и право княжье. Второе основано более на предании, на старых заповедях отеческих, на исконном славянском порядке. Витязи варяжские из племени Рюрикова также привнесли в Кормчие свою долю. Богатый судебный опыт прошлого постоянно пополняется новыми княжескими указами, а то и показательными судебными решениями, мудрыми приговорами. Но есть одна существенная особенность. Княжья «Правда» хоть и писана в книги, но, в большинстве своем, судьи судят по заветам и по памяти. Порой князь, верша правосудие, опускается зачастую до прямого произвола.

      Церковный суд ведает судьбой людей духовного звания. Церковное право издревле и детально разработано, подробно изложено в греческих судебниках. Надеюсь, ты ведаешь каких: Номоканон, Эклога, Прохирон и прочая, и прочая. Но наша, русская жизнь отлична от ромейской. Порой, разбирая чад, приписанных к церкви, княжеское и церковное право в вящее противоречие меж собой впадают. Да и провинности, и казусы всяческие с мирской и церковной сторон неисчислимо множатся, а все нужно увязать, разложить по полочкам и записать письменно.

      Для этой-то цели и ведется кодификация законов, они сличаются, уточняются, и составляется выверенный их свод. Примером тому служит новая «Пространная Правда». Эта работа бесконечна от века.

     Иеромонах Кирилл рукоположен тому труду. Да и любо ему, аки червю книжному, судебники перелопачивать. Получив обитель, он не оставил старых забот. Приказал расторопному библиотекарскому помощнику Захарии, собрать по Галицкому уделу тома уставные: и отеческие и от греческих владык. Покойный со всем прилежанием исполнил волю игумена. Угодил настоятелю и был поставлен на свободное место библиотекаря. Только произошло сие, через головы чернецов более достойных. Порушен был порядок очередной. Книжная братия возроптала. Еще больше недовольство поднялось, стоило Захарии отпускать инокам книги не по надобности их, а по собственному выбору. Якобы, ему видней, что кому надлежит читать, мол, тем он оберегает братию от вольнодумства. Но это глубочайшее заблуждение. Свободомыслие оно не от книг, оно от людской нужды идет. Надеюсь, ты понимаешь меня?

     Я согласно кивнул, так как считал свободу чтения первоосновой всякого знания. Старец продолжил:

     - И окончательно озлобилась монахи, начни ретивый библиотекарь поучать скрипторных иноков, как тем вершить урочную работу. А главное, что нужно и чего не следует отражать им в своих писаниях. Вроде, те дети малые, неразумные, - старый черноризец осуждающе покачал головой. - А я тебе скажу, у нас в монастыре имеются головы столь высоко ученые, что и Софийского храма, не говоря о прочих пределах, мудрецам позавидовать. К примеру, отец Аполлинарий - с Афона горы нам явлен! А брат Даниил, а брат Феофил? Не один год подвизались они в киновиях града Константинова. Есть и еще иноки, исходившие веси европейские. Да и сам я грешный, пусть не столь учен как они, но у греков и латинян все же краешек мудрости постиг. Честно скажу, обиду нам учинили!

      Захария-то возгордился, заимев этакую волю. Да вот не привел господь, вкусить сполна сию  усладу. Конечно, жаль его - заблудшая овца, не обтесался еще, возможно образумился бы. Но, вот - убит! Пропала душа христианская, сгинула без покаяния, - и старец зашевелил губами, творя молитву божью.

     - Скажи мне, отче, а кто мог содеять сей грех великий?

     - Не ведомо мне. Я стал на братию прикидывать, - зуб-то многие на него имели, да не сподобится никто на такое злодеяние. Иноки горазды словесно бузить, а чтобы до убийства дойти…, не думаю? Нет таковых у нас - Бог милосерд! - Парфений истово сотворил крестное знамение.

     - А из паствы, может из черни кто?

     - Пойди, их разбери? Келарь было взялся за розыск, да какой прок от тиуна монастырского. Ходил, выспрашивал, но кажется мне, больше для отвода глаз, лишь бы внешний порядок соблюсти.

     - Ну а пришлых - много в обители?

     - Немало наберется. Но бог им судия! Пойди, разгадай, что у человека на уме? Да и ушли уже многие. Обитель-то, что проходной двор, попробуй удержи, впрочем, и не удерживал никто.

     - Скажи отец, Захарию-то убиенного как быстро обнаружили?

     - Что тебе ответить? Нашли его в шестом часу, уже “готового". Ну, а на утренней трапезе его видели. Таким образом, убили в пределах до полудня. Как правило, в это время братия занята урочными делами. Кто в скриптории трудится, кто прочие требы вершит. Сразу-то библиотекаря и не спохватились. Конечно, отсутствовал он в книгохранилище, да свыклись все. Знали, что подвизается  Захария в покоях у настоятеля, помогает игумну в трудах книжных. Да, и опять, кто ведал, что беда произойдет? Кабы знать, может быть, и присмотрели бы за отцом библиотекарем. А так, нет его, ну и ладно, - монах развел недоуменно руками. - Кому он особо нужен-то?

     - Однако в шестом часу потребовался? Зачем?

     - Всякое говорят. Якобы, Антипе рубрикатору(2) ибернийские(3) псалтири потребовались для образца. Заказ срочный поступил, книжицу миниатюрками изукрасить. Антипий, он по художеству всякому знатный мастер. Ты зайди в скрипторий, скажи, я велел, пусть покажут его рук творенья, чудные те рисунки, забавные зело. Так вот, Антипий инок и сподобился труп обнаружить. Примчался в библиотеку, всполошенный весь, слова не может молвить, того гляди, рухнет в припадок. Насилу отпоили сердешного. Он-то у нас страдает темной немочью.

       Что потом началось, чистое светопреставление: братия ринулась в спальни, чуть не подавили друг друга, так спешили - нашли забаву. Каждый норовил взглянуть на покойника, пока келарь стражу не приставил. А я вот не пошел, прыти уж нет, да и грешно поглядки убиенному устраивать.

     - Ну, а что копиист?

     - Антипий-то, да отошел малость, чего ему содеется. Позвали потом к отцу-игумену, он и поведал, как мертвого открыл. Правда, от ужина болезный чернец отказался - не идет, мол, пища в рот. Ну и бог с ним. Сегодня, поди, уж совсем оклемался.

     Тут Парфений засобирался, стал оправлять шубейку, должно озяб. Старик немощно закряхтел, показывая всем видом, что его уболтали. Но я не мог так запросто отпустить инока, и стал канючить:

     - Помилуй, дедушка, обожди чуток. Интересует меня, - а были ли товарищи-приятели у новопреставленного Захарии? То есть, с кем он больше всех возжакался?

     - Были, конечно, как не быть, – дед потуже запахнулся в овчину. - То все больше наши компиляторы(4) скрипторные, кое-кто из изографов(5) - они по летам ровня, вот и знались. Тебе их назвать надобно? Да я сразу и не упомню-то всех, разве по столам начать высчитывать: так, за первым у окна сидит Селиваний, инок усердный, за вторым у печи...?

     - Довольно, отче, не неволь свою память. Ясно, что Захария со многими поддерживал деловые отношения. А был ли у него закадычный, душевный друг, с которым он мог поделиться самым сокровенным? 

     - Знаешь ли, вьюноша, жизнь обители особенно не располагает к откровенным излияниям. Монах, прежде всего, советуется с богом. Потом, каждый имеет духовника? Но мы с тобой знаем, не всякое откроешь на исповеди. А уж обнажить душу перед собратом, будучи мужем, сорока лет, есть верх неблагоразумия. Собственные тайны лучше хранить в себе самом, так надежней и спокойней. А впрочем, нет у инока особых секретов. Наша жизнь на виду. Все обо всех и так знают. Тут не скроешься. Монахи любят перемывать косточки друг дружке. А уж коли, есть что скрывать, так молчи по гроб. Касательно Захарии, он к себе никого близко не подпускал, больно горделив был.

     - Ну, коли так, то может статься, у него были слабости, чисто человеческие? Я уж не говорю о тайных пристрастиях?

     - Как сказать? К питию склонности, определенно, не имел. Касательно сестер Евиных, у нас это не заведено, мы на отшибе. Ну что еще? Если ты намекаешь на содомский грех, - пристрастие сие пагубное отмечено и у нас, никуда не деться. Иночество порой ввергает слабые натуры в сию геенну. Но, как мне казалось - Захария был весьма пристойный инок.

     - Выходит, совсем праведной жизни человек?

     - Праведность и чистоплотность телесная не равнозначные сущности есть. Была у Захарии одна страсть, пагубная потребность - жажда червля книжного. Ей он отдавал себя без остатка. Положение позволяло ему иметь всякую книгу, даже недозволительную. И он тем, безусловно, злоупотреблял. Ты знаешь, есть ведь книги сокровенного знания?    

     - Сочинения ересиархов богопротивные?

     - Ты сам сказал…

     - Так значит, он склонен к инакомыслию? А может статься, и в гнусных радениях участие принимал?

     - Ты сам говоришь...

     - А как же монастырское начальство?

     - А при чем тут начальство? В душу каждому не влезешь?! Поди, усмотри - что у чернеца на уме? Ушли те времена, когда духовник знал всё обо всех. Меняется мир и люди в нём…

     - У него были соучастники в тех деяниях?

     - Знаешь иноче, получается, я как бы доношу на братию. Пожалуй, больше ничего не скажу. Понимаю, ты в одной упряжке с боярином Андреем. Я восторгался им, когда он, аки молот, искоренял скверну на севере Руси. Знатный мечник! Если ему нужно, то пусть спросит Парфения исповедника, я поговорю с ним. Все умолкаю, на нас уже оглядываются. Пойду, благослови тебя бог!

     - Спасибо старче Парфений за откровенность твою. И храни тебя господь!    

 

 Примечания:

 

1. Всеволод – Всеволод III Юрьевич (Большое Гнездо) (1154-1212), кн. Переяславский, вел. кн. Киевский, вел. кн. Владимирский

2.   Рубрикатор – художник-миниатюрист, копиист, иллюминист                 

3.   Иберния (уст.) – Ирландия.

4.   Компилятор – писец, переписчик.

5.   Изограф – художник-иконописец, богомаз,

 

Глава III.

 

     В  которой  боярин  Андрей  рассуждает  о  кладах   и  надобности  в них.

    

     Едва я разминулся с толковым иноком, не успев еще остыть мыслями от занятной беседы, как слух мой был потрясен неистовым воплем. Правильней будет сравнить его с визгом свиньи недорезанной. Братия и я вслед за ними метнулись в сторону душераздирающего крика. Проникнув чрез круг сбившихся черноризцев, я увидел распростертое на земле истощенное тело в растерзанных, заблеванных одеждах, колыхаемое чудовищными конвульсиями.

     - Темная немочь, темная немочь! - переговаривались меж собой иноки. - Ишь как, Антипу рубрикатора пробрало?! Это же надо так терзаться? Почитай, впервой так-то трясет. Болезнь сия - знак от бога!

     - Я смекнул, несчастного настиг приступ падучей. Двое, самых шустрых из братии, пытались удержать припадочного, но невероятная сила неизъяснимой болезни сокрушала их усилия. Тщедушная плоть изгибалась в немыслимых корчах, из уст, переполненных пеной, исходил булькающий хрип. Нащупав в кармане черенок липовой ложицы, мне пристало оттолкнуть бестолково суетливых монахов. Откуда и прыть-то взялась? Оттянув втянутый в горло язык страдальца, я вложил меж челюстей спасительное древо и понудил иноков перевернуть болящего лицом вниз. Встав с колен, отряхивая мусор, прилипший к рясе, пояснил, что главное в таком случае - не дать человеку подавиться собственным языком и захлебнуться блевотиной. Среди братии прошел гул одобрения моей сметливости. Припадочный уже почти успокоился…

     И тут внезапно раздался повелительный голос моего боярина:

     - Ну, что сбились, будто невидаль какая? Снесите чернеца в келью! Ему теперь покой нужен. Да не оставляйте одного! – И затем обратился ко мне:

     - А ты, брат, молодец - не сплоховал, хвалю за радение! Ну, пойдем, теперь ужо без нас разберутся.

     И мы отошли в сторонку. Я не смог сдержать любопытства, спросил у Андрея Ростиславича, мол, как там, в церкви, выяснилось ли что? Боярин посмотрел на меня с некоторым изумлением:

     - Догадываюсь, ты, Василий, достаточно осведомлен об убийстве библиотекаря? Случай, скажу тебе, не из простых. Я внимательно осмотрел покойного, но, честно сказать, чего-то недопонимаю - черепная кость не проломлена, смерть определенно наступила не от травмы головы, а скорее от удушья, тому все признаки. Да и удар какой-то непутевый, - исподнизу, так не убивают. Келарь же напротив, - полагает, якобы покойный не ожидал нападения, пригнулся малость, вот и получил снизу затылка. Но тут же противоречит себе, отмечая, что крови было всего ничего, да и лежал покойный, скрючившись бочком на лавке. Много непонятного!? - Боярин чуток помялся, что-то обдумывая. – Я в большом недоумении: душить не душили, может, напоили чем? Обнаружили покойника в шестом часу, нашел его мертвым твой припадочный рубрикатор, тому, что-то потребовалось из книг...

     - Да, да, - перебил я Андрея Ростиславича, - и мне сказали, что мертвеца обнаружил миниатюрист Антипий.

     - Выходит, Василий и ты времени даром не терял? – кашлянув в ладонь, боярин произнес совсем тихо. – Улучил я минутку, побывал в келье библиотекаря. Только, как назло, перестаралось дубье монастырское, прибрали аккуратно кругом, - помолчав, заметил с ухмылкой, - а может статься, и не тупые вовсе? Полезных улик или хотя бы следов, как не искал, так и не обнаружил. Убит, - и концы в воду!

      Да только, мне кажется, это не рядовое убийство, как пытался представить отец настоятель. Якобы повздорили монахи, и в горячке один укокошил другого. Да и сама причина ссоры, – она должна быть очень веской, из-за просвирки не лишают жизни? К тому же, жертвою пал не простой чернец, а особа важная в иерархии монастырской. И что бы там не говорил игумен, чую, одним им не разобраться, да и хотят ли они того? Вот почему князь Владимир поручил мне заняться розыском, зная мой опыт мечника. Да и самому мне занятно докопаться до правды, - помедлив с намеком добавил. - Сам знаешь: даже невольное сокрытие смертоубийства, убийству равнозначно.

     И тут, я взялся подробно излагать боярину слышанное от отрока и монастырского старца. И не заметил за пересказом, как мы оказались возле странноприимного дома. Андрей Ростиславич пригласил к себе. Его келья была поместительна и удобна. У оконца гнездился старинный поставец для письма. По стенам прилепились широкие лавки, устланные коврами. В углу громоздился пузатый ларь, окованный медью, с висячим замком. Были даже резные полки, верно для книг и прочих хартий. Посреди кельи стоял громоздкий трапезный стол и два ременных стула. В красном углу, при богатом кивоте, еле теплилась лампадка.

      Я продолжил пересказ. Выслушав характеристику Захарии, выказанную духовником, боярин Андрей несколько озадачился. Встал, задумчиво стал перебирать сваленную в углу поклажу. И, наконец, вымолвил:

      - Поведанное тобой, как нельзя лучше дополняет картину, творимого в киновии бесчинства. Мне удалось переговорить кое с кем из умных людей, по сути, они сводят имевшее место душегубство к двум причинам. По одной, - библиотекарь был посвящен в тайну некого великого клада, овладеть коим охочи многие в обители. И второе, - в монастыре по ночам творятся непотребные богомерзкие дела. Участие в том Захарии, если и не обнаружено явно, то, во всяком случае, их подоплека ведома покойному, - помолчав, боярин присовокупил. - Ты, Василий, молодец, смотришь в корень! Я насчет ереси говорю. Стоит пристальней полистать книги, что свалены у Захарии. Благо, вовремя опечатал его камору!

     К слову замечу, печатка у Андрея Ростиславича особая: с гербом и монограммой суздальских князей, такой вещи цены нет. Но послушаем боярина дальше:

     - Вернемся, отче к таинственному кладу, тут мнения расходятся.

     Им может быть, как ты понимаешь, посмертный схрон Галицкого князя, его тайну до времени охраняют доверенные люди из киновии.

     Но есть и еще одна, правда маловероятная версия. Ты удивишься такому повороту! Именно здесь в отдаленной обители могут проступить следы загадочной тайны, сотворенной Одой, женой Святослава Ярославича Киевского(1). Когда великий князь представился, более ста лет тому назад, - его супруга Ода, будучи сестрой графа Саксонского, воротилась обратно в Германию. Об этом всем известно. И вывезла из Киева мужнину казну - ценности необычайной. Но в пути, опасаясь разбойников, а скорее всего людей деверя – Всеволода(2), ставшего на стол брата, зарыла золото: толи на Волыни, толи тут, в Галичине. Причем умертвила поголовно всех участников сокрытия сокровища. Нет прощения вопиющей бесчеловечности княгини, и бог ее покарал. Но злато прячут не для того, чтобы им никогда не воспользоваться. Так вот, возможно, место Одина клада для кого-то не составляет секрета. Что вполне очевидно, учитывая устоявшиеся связи тутошних насельников с империей, да и вообще, с латинским миром. Ну, а если сделать небольшое допущение, - уж не Захария ли библиотекарь, каким боком, вызнал про клад?

     И в том и в другом случае, остается гадать, что за тайну он унес с собой в могилу? Унес ли, - не владеет ли ей кто-то еще? Одно правда, - много желающих дорваться до дармовых денег, тут все: и митрополит, и Святослав Киевский, и Галицкий епископ-гречин, да и сам Владимир Ярославич здешний князь. Уж кому-кому, ему это золото крайне необходимо, он  ведь в неоплатном долгу перед германским императором. За помощь против венгров он обязался ежегодно выплачивать Фридриху две тысячи гривен, то великое ярмо на княжеской вые. Казна Галицкая пуста. Барбаросса собирает Крестовое воинство, поэтому деньги вынь и положь. Не позавидую я легкомысленному сыну Осмомысла, - попал княже в передрягу.

      Впрочем, есть одна закавыка. Отец Захария погиб накануне приезда князя. А с чем пожаловал Владимир Ярославич? Коли из-за денег, то его противники вовремя успели подсуетиться. А как они смогли подгадать по времени? Вероятно, в окружении князя есть двурушник, который и уведомил убийц. Пожалуй, Галицкому князю стоит пошерстить приближенных. Пахнет изменой.    

      Сверх того, у меня к Владимиру Ярославичу особый разговор. Откроюсь тебе, – важные события надвигаются снежным комом, немалый интерес в их исходе у Великого князя Всеволода Юрьевича. Посему, придется мне весьма порадеть - деваться некуда.

     Ну, и до кучи! Касательно сопричастности покойного отца Захарии богоотступничеству, чинимому в обители - нельзя отрицать правомерности этой версии,  в наше время все возможно. Я не удивлюсь, обнаружив, что в монастыре творятся радения, подобные никалаилитским черным мессам. Много скверного случается в приграничных киновиях: стоят на собачьих стежках, их братия в первую очередь подвергается развращению. Латинское дерьмо, перебродив, аки по желобам стекает чрез них на Русь. Монастыри сии учинялись, как оплот православия, как преграда от проникновения прели латинской в наши пределы. Но видно заразна заносчивость людская. Не довольствуются гордецы заведенным миропорядком, тщатся отыскать некую истину, якобы намеренно сокрытую от них. Вопрос – истину ли, и для, чего скрываемую? Вот и плутают в умозрениях схоластических, и радуются, обнаружив подлые откровения ересиархов, и творят обряды по учению их, не ведая, что вымащивают себе торную дорогу в преисподнюю.

     Я вполне допускаю, что поводом для убийства библиотекаря явилась его сопричастность таинствам, порицаемым святой церковью. Только, почему расправа с ним произошла в канун прибытия Галицкого правителя? Неужто злыдням нельзя было повременить?

     Однако при розыске нельзя отбрасывать, пусть даже, несуразные версии. Поступки людские, на первый взгляд, бывают столь абсурдны, но при тщательном взвешивании обнаруживается их закономерность и неизбежность. Так что, не будем опрометчивы.

     Пока трудно предполагать что-то еще, возможно, корни преступления совсем иные? Но, разбирая, расчленяя поводы и причины, лежащие снаружи, с божьей помощью, докопаемся до истинной подоплеки, - в этом могу тебя заверить.

      Не впервой мне приходится сталкиваться с запутанным злодеянием, узелок рано или поздно развяжется, было бы времени достаточно. Но вот беда - его-то у меня в обрез, да и других, неотложных, дел по горло.

      Мне нужен дельный помощник. Вот ты-то им и станешь, Василий! Как, берешься, порадеть общему делу?

     Я, не раздумывая, дал свое согласие.

     Боярин встал, разминая затекшие ноги, неспешно прошелся по келье, собравшись с мыслями, продолжил:

     - Признаться, Василий, я и не ожидал от тебя иного ответа. Ну, коль так, то мой тебе совет, или поручение, считай, как знаешь. Постарайся, не выпячивая интерес, побольше выведать о покойном библиотекаре. Невзначай поговори о нем с иноками: чем жил – о чем помышлял, кто ему покровительствовал и кому он особенно насолил? Вызнай его окружение, для нас крайне важно переговорить с людьми близкими Захарии. Впрочем, ты сообразишь и так, не мне тебя учить. Главное, будь осторожен, - боярин в задумчивости присел, видно собираясь дальше продолжить нашу беседу.

      Но тут гулко ударил колокол, призывая к обеденной трапезе. Устав монастырский нарушать никому не дозволено. И мы, с Андреем Ростиславичем, послушно поспешили в трапезную. Признаться, в желудке уже изрядно свербело от голода, а что поделать - человек заложник телесных оков.

 

Примечания:

 

1.   Святослав Ярославич Киевский – Святослав II Ярославич (1027-1076), кн. Владимиро-Волынский,                Черниговский, вел кн. Киевский.

2.   Всеволод – Всеволод I Ярославич (1030-1093), кн. Переяславский, Черниговский,

      вел. кн. Киевский.